Профессору, литературоведу, театральному критику и публицисту, заслуженному деятелю науки РЮО, лауреату Государственной премии имени Коста Хетагурова Гацыру Плиеву 11 июля исполняется 90 лет.
Более 65 лет имя Гацыра Гавриловича Плиева неразрывно связано с исследованием и преподаванием осетинской литературы, воспитанием новых поколений мастеров родной словесности. Изучая и популяризируя наследие Коста Хетагурова, Сека Гадиева, Давида Туаева и других классиков, он формирует культурную память народа и передает студентам любовь к осетинскому языку. С первых лекций завоевал внимание своей неподражаемой речью и глубоким знанием национальной культуры. Его язык на туальском говоре, пронизан искренней любовью к родному слову, остается в памяти всех, кому довелось слушать лекции профессора.
– Гацыр Гаврилович, в этом году Вам исполняется 90 лет. С какими чувствами Вы встречаете свой юбилей?
– Признаться, свой юбилей я встречаю с неоднозначными чувствами. У осетин никогда не приветствовалось говорить о себе, всегда ценилось, когда о человеке судили по делам, а не по его собственным рассказам. Предыдущие юбилеи пришлись на более спокойные, благополучные времена. Сегодня любое событие воспринимается иначе, с определённой долей тревоги. Тем не менее, юбилей есть юбилей. Он будет организован в сентябре в стенах университета по инициативе ректората, поскольку сейчас лето, время отпусков и каникул. Коллеги расскажут о моей научной и педагогической деятельности, за эти десятилетия.
В июле исполнилось 65 лет моей деятельности в вузе. Думаю, до меня никто не трудился здесь столь длительный срок.
К почестям никогда не стремился, но отношусь с уважением к инициативе университета и интересу со стороны коллег, студентов и широкой общественности. Люди звонят, интересуются датой проведения юбилея – от Северной до Южной Осетии. Мне это, с одной стороны, приятно, а с другой – неловко. Но если мой труд и вклад в воспитание молодёжи оцениваются по достоинству, значит, я жил и работал не напрасно.
– Вы посвятили большую часть жизни исследованию осетинской литературы. С чем был связан выбор профессии?
– Выбор профессии был не случайным. С ранних лет мне его продиктовала сама жизнь. Я родился в Рукском ущелье, где не было ни электричества, ни радио, и где дети испытывали нехватку самого необходимого – одежды, пищи, книг. Но именно там, среди суровой горной природы, во мне зародилась любовь к осетинскому языку и слову. Первым человеком, пробудившим у меня интерес к родной речи, была учительница Раиса Табуева.
Поворотным моментом стало еще одно событие из детства, оставившее глубокий отпечаток в душе. В день похорон моей двоюродной сестры во время траурного митинга предоставили слово для выступления собирателю осетинского фольклора Лазо Туаеву. Его речь, наполненная глубокими мыслями и удивительной языковой образностью, произвела на меня неизгладимое впечатление. Я тогда впервые в жизни услышал красивую и богатую осетинскую речь. Первое близкое соприкосновение с осетинской ораторской традицией определило моё стремление изучать родной язык, культуру и литературу.
С ранних лет был пастухом, провёл немало времени в горах, пас скот. В моей пастушьей сумке хлеба было мало, жители ущелья жили бедно, испытывали недостаток во всем, но всегда брал с собой книгу. Сидя в тени, в горах, порой испытывая голод, читал взахлеб произведения осетинских писателей, нартовские сказания и др.
Важно отметить, что в тот период в Рукской школе осетинский язык преподавался всего два часа в неделю, к тому же на грузинском алфавите. Одним из отрицательных последствий подобных решений стал разрыв связей между Севером и Югом Осетии в сфере печатной периодики. Мы могли читать произведения североосетинских писателей, а они нас нет, поскольку алфавит был разным. Подобная ситуация сохранялась вплоть до 1954 года. Но любовь к осетинскому слову преодолела все барьеры: когда я поступал в Юго-Осетинский пединститут на русско-осетинское отделение, впервые написал сочинение на русском алфавите. Писал очень долго, тщательно выводил буквы, но справился на отлично.
Были в жизни и другие повороты. После второго курса института мне предложили попробовать себя на сцене, тогда набирали осетинскую студию в МХАТ. Я прошёл отбор, но материальное положение семьи – жили бедно, нас было восемь детей, – не позволило мне уехать в Москву. Вместо этого отправился работать на целину, а затем вернулся и продолжил учёбу. И всё же главной школой для меня стали горы, книги и люди, которые учили любить родное слово. Именно поэтому я посвятил свою жизнь осетинской литературе. Для меня она стала не профессией, а призванием в жизни.
– Ваши исследования охватывают творчество Коста Хетагурова, Сека Гадиева, Давида Туаева и многих других представителей национальной культуры. Есть ли фигура, к которой Вы возвращаетесь чаще всего и почему?
– Убеждён, что к настоящей художественной литературе необходимо возвращаться постоянно. С каждым новым прочтением, особенно с возрастом и опытом, ты открываешь в произведении что-то новое – будь то поэзия Коста, проза Сека Гадиева или драматургия Давида Туаева. Классическое произведение требует постоянного анализа. На мой взгляд, глубокое художественное произведение сложнее любой формулы, поскольку в нём каждое слово несёт смысловую и эмоциональную нагрузку, требующую вдумчивого прочтения. Возьмём, к примеру, поэму Коста «Хъуыбады». За десятилетия преподавания перечитывал её десятки раз и каждый раз видел в ней новые смысловые акценты. Или стихотворение «Сидзæргæс» – описывая судьбу семьи в зимний день, Коста через пейзаж усиливает драматизм, если бы действие происходило в летнее время, эффект был бы другим. Это тонкость, к которой приходишь не сразу. Но вместе с тем не могу не отметить, что сегодня мы всё реже возвращаемся к таким произведениям. Всё меньше людей знают хотя бы одно стихотворение Коста наизусть, нечасто в семьях встречаешь «Осетинскую лиру» или «Сказания о нартах». Между тем именно они формируют нашу идентичность.
– Недавно Южная Осетия отмечала 105-летие геноцида 1920 года. Какие произведения, на Ваш взгляд, наиболее глубоко отразили тему геноцида осетин в литературе? Насколько осетинская словесность сегодня справляется с миссией сохранения исторической памяти?
– Безусловно, тема геноцида осетин 1920 года остаётся одной из самых трагичных и в то же время не в полной мере раскрытых страниц в осетинской литературе. Долгое время публикация материалов на эту тему была затруднена – как в силу политической конъюнктуры и прямых запретов в годы Советской власти, так и из-за отсутствия доступа к архивам. Однако даже в таких условиях отдельным авторам удалось отразить боль своего народа.
Среди наиболее значимых произведений, непосредственно связанных с событиями 1920 года, прежде всего стоит выделить дневник революционера Чермена Бегизова «Ссыгъди цард», в котором он документально и последовательно описывает происходящие в те трагические дни события.
Этот текст ценен не только как литературное свидетельство, но и как исторический источник.
Литературное осмысление событий мы также находим в рассказе Созырыко Кулаева «Æртын-дæсæй иумæ» («О тринадцати коммунарах»), где передается атмосфера трагедии через судьбы конкретных героев. Поэма Харитона Плиева «Сæлимат» – ещё один эмоционально насыщенный отклик на трагедию народа. Особую проникновенность ей придаёт то, что образ главной героини основан на судьбе сестры поэта. Правдивый взгляд на происходящее даёт Арсен Коцоев в повести «Саломе». В более поздний период к теме геноцида обратился Илья Плиев в повести «Красное знамя». Напомню также, что историк Коста Пухаев провел к столетию геноцида большую научную работу, основанную на материалах архивов Южной Осетии и России, хотя, по его признанию, значительная часть документов была утрачена.
Отдельно стоит отметить пьесу Алана Остаева «Последний свидетель», в которой автор попытался объединить накопленную за десятилетия информацию о событиях 1920 года. Несмотря на значительную продолжительность спектакля, его ценность в том, что он являет собой синтез художественного и документального повествования. Тем не менее, в целом лишь в ограниченной степени раскрыты масштаб и последствия геноцида. В современной осетинской литературе этот пласт истории представлен пока не в полной мере. Очевидно, что перед новым поколением авторов стоит задача более глубокого художественного осмысления трагедии 1920 года.
– Отличается ли в этом плане литературное осмысление грузинской агрессии 1989-2008 годов?
–- Несомненно. События 1989-2008 годов, связанные с агрессией Грузии против Южной Осетии и очередной попыткой геноцида осетинского народа, нашли широкое отражение в современной осетинской литературе. В отличие от осмысления трагедии 1920 года, которое долгое время было ограничено рамками советской цензуры и подчинялось политике умолчания, современные писатели и поэты Южной Осетии получили возможность высказываться о наиболее болезненных страницах новейшей истории. Литературный аспект освещения агрессии 1989–2008 годов отличается большей эмоциональной насыщенностью, документальностью и личной вовлечённостью авторов.
Огромный вклад в фиксацию событий геноцида внёс летописец Алекси Маргиев, чьи многотомные издания стали летописью эпохи. Поэзия Владимира Икаева, Герсана Кодалаева, Мелитона Казиева, Реваза Асаева и других авторов наполнена трагизмом и одновременно гордостью мужеством, стойкостью осетинского народа, защитников Южной Осетии. Сегодня, в условиях отсутствия внешней цензуры, осетинские литераторы свободны в выборе тем и художественных форм, это позволяет глубже и многограннее осмыслить недавнее прошлое. Такого рода литература выполняет важную миссию – она формирует национальную память.
– В свое время представители осетинской литературы, выдающиеся поэты и писатели оказывали значительное влияние на формирование приоритетов целых поколений. Какое место сегодня занимает осетинская литература в общественном сознании?
– Осетинская литература всегда играла важную роль в формировании национального самосознания, воспитании патриотизма и сохранении культурной идентичности. Сегодня её влияние, к сожалению, заметно ослабло, и это тревожный сигнал. Главной причиной подобной утраты значимости является ослабление позиций родного языка в обществе. Без глубокого знания языка невозможно полноценное восприятие и осмысление литературного наследия. Чтобы вернуть осетинской литературе достойное место, требуется системная работа. Прежде всего, знание родного языка и литературы должно стать обязательным условием для приема на государственную службу. Это не просто формальность, а важный инструмент для повышения статуса языка и мотивации к его изучению. Необходимо создать условия, в которых родной язык будет звучать не только в классе, но и в повседневной жизни – в семье, в общественных учреждениях, в медиа. Многое зависит от самих родителей. Именно в семье закладывается уважение к языку и культуре. Если ребёнок не слышит осетинскую речь дома, трудно ожидать от него интереса к национальной литературе.
– Как Вы оцениваете ситуацию с современной осетинской литературой?
– Безусловно, положение с развитием осетинской литературы вызывает обеспокоенность. Еще совсем недавно встречи студентов с писателями были важной частью образовательного и культурного процесса. В них участвовали десятки известных авторов – Георгий Дзугаев, Гафез, Резо Чочиев, Давид Джиоев и многие другие. Эти встречи укрепляли интерес молодежи к родному слову, способствовали формированию литературной среды.
Сегодня, к сожалению, подобная практика почти утрачена вследствие общей трансформации культурных приоритетов, утраты массового интереса к литературе как к источнику мировоззрения и идентичности. Тем не менее, потенциал остаётся. Из старшего поколения продолжает активно работать Мелитон Казиты, из среднего – Юрий Габараев, Алан Остаев и другие. В Северной Осетии литературная жизнь более живая, к примеру, активно творит Тотрадз Кокайты, есть яркие представители старшей плеяды, в частности, Сергей Хуыгаты, Музафер Дзассохты, Гастан Агнаев. Создаются произведения, затрагивающие современную реальность и содержащие размышления об Осетии и её будущем. Вероятно, главные произведения современных писателей ещё впереди. Они требуют времени, внутреннего созревания и общественной поддержки.
Особенно важно создавать условия для возрождения интереса к осетинской литературе и языку. Именно поэтому было предложено инициировать сотрудничество между вузом и Министерством образования, чтобы каждая школа готовила хотя бы одного мотивированного ученика для поступления на факультет осетинской филологии. Эпоха изменилась, бороться с её вызовами непросто. Но именно сейчас необходимо объединить усилия, чтобы сохранить и развить духовный и языковой потенциал нашего народа.
– Вы преподаете в ЮОГУ более полувека. Какой период своей преподавательской деятельности считаете самым значимым?
– Самым значимым периодом своей преподавательской деятельности я считаю советские годы, особенно 60–80-е годы прошлого века. Именно тогда профессия преподавателя воспринималась с особым уважением, а аудитории были полны заинтересованных студентов. Я начал работать в университете в 1961 году, и уже в первые годы преподавал курсу, в котором учились неординарные личности – фронтовики, общественные деятели, будущие ученые. Среди них, к примеру, отец известного историка Коста Пухаева – Петро Пухаев, участник ВОВ Павлик Кочиев, ветеран, один из лучших исполнителей народных песен Аким Джигкаев и многие другие.
Помню, как с радостью шел на каждую лекцию, ощущая интерес аудитории. В течение дня читал лекции на дневном, вечернем и заочном отделениях, зачастую проводил до четырнадцати занятий за день, и при этом не знал усталости. Большую часть времени посвящал и дополниельной работе со студентами. Сегодня нагрузка уже даётся сложнее из-за состояния здоровья, но особенно тяжело видеть полупустые аудитории. В мое время желающих изучать родной язык и литературу было очень много. На 25 мест претендовало более 160 человек. Но, несмотря на всё, по-прежнему чувствую внутреннюю потребность делиться знаниями.
